В какой день в 2020-м могли произойти перемены? Польский дипломат выпустил книгу о работе в Беларуси и ответил на этот вопрос
Бывший польский дипломат Мартин Войцеховский написал, в какой день в 2020-м у белорусов были шансы на перемены, рассказал о драматической встрече с Пачобутом за решеткой и назвал чиновника, который «полная противоположность» Лукашенко.
В прошлом журналист и пресс-секретарь МИД Польши Мартин Войцеховский восемь лет работал в польском посольстве в Минске. В 2020 году, когда посол Артур Михальский был вынужден покинуть страну по требованию белорусской стороны, Войцеховский стал временным поверенным, а фактически — главой дипмиссии. Недавно он выпустил книгу «Европейский выбор Беларуси. Упущенный шанс?» о своей дипломатической работе в Беларуси с 2016 по конец 2023 года — периоде от относительно корректных отношений между Беларусью и Западом до их разрушения.
В книге автор вспоминает интересные эпизоды своей дипломатической службы, пытается понять белорусов и ответить на главный вопрос: действительно ли европейское будущее для нас потеряно?
Пересказываем самые любопытные моменты.
Фото: pism.pl
Первые впечатления от Беларуси
Свою книгу Войцеховский начинает с признания, что до начала работы в Беларуси эта страна, в отличие от России и Украины, где он уже работал журналистом, казалась ему «будто чужой планетой». И когда 20 лет назад украинский журналист Виталий Портников утверждал в разговоре с ним, что Беларусь — самая европейская страна бывшего СССР, потому что европейскость заложена в ДНК народа, он смотрел на него с недоумением.
«Для меня это звучало почти невероятно, потому что было очень далеко от стереотипа о Беларуси как о последней диктатуре Европы, советском заповеднике, огромном колхозе, российской колонии».
После восьми лет работы в Беларуси Войцеховский убедился, что украинский журналист был прав, но его слова оказались лишь одной стороной медали, потому что на самом деле Беларусь — гораздо более сложная страна.
«Я ехал по проспекту Дзержинского и размышлял, как возможно, что такого тирана, преступника и дегенерата [как Дзержинский] здесь до сих пор чтут, а с другой стороны, меня поражала современность Минска. Этот контраст свойственен Беларуси. Старое смешивается с новым. Советскость переплетается с современностью и наоборот. Мое удивление и раздвоение личности позже разделяли многие», — отмечает автор.
Наибольшее впечатление при знакомстве с Беларусью на поляка произвели умирающие деревни.
«Когда-то типично сельская страна, состоящая из тысяч городов, деревень и живописных ферм, превратилась в место с крупными коллективными хозяйствами, а люди переселились в агрогородки. Это началось еще в СССР, но нынешние власти продолжают этот процесс и гордятся им. Они объясняют это тем, что так людям проще жить, но контроль над населением здесь тоже важный аргумент».
Сами белорусы показались Войцеховскому довольно недоверчивыми и замкнутыми, хоть и дружелюбными: «Они редко открываются с первой, второй или даже третьей попытки. Иногда приходится узнавать их годами. Но как только вам начинают доверять, вы становитесь для них членом семьи на всю жизнь».
Как польские компании хотели инвестировать в Беларусь и почему ничего не вышло
Войцеховский начал работать в Беларуси как раз в период потепления отношений с Западом. Власти освободили политзаключенных, арестованных после выборов 2010 года, за что в итоге были сняты санкции. На сближение с Западом повлияли и события 2014 года с аннексией Крыма — Беларусь тогда выступила в роли посредника. С обеих сторон было желание наладить взаимодействие, но ожидания от сотрудничества оказались разными.
«Минск не хотел менять свою политическую систему и рассчитывал главным образом на западную экономическую помощь и увеличение экономических бонусов за дистанцирование от России и отказ от масштабных репрессий. Запад, в том числе Польша, ожидали рыночной и политической трансформации Беларуси, а также решения таких вопросов, как, например, отмена смертной казни или регистрация Союза поляков», — замечает Войцеховский.
Однако довольно быстро период больших надежд сменился болезненной проверкой их реальностью.
Минск имел шанс полностью вернуться в Совет Европы в обмен на позитивный шаг по вопросу смертной казни, однако Лукашенко это не интересовало.
Что касается экономического сотрудничества, то у Польши были действительно большие надежды. Да и многие другие страны и конкретные компании хотели инвестировать в Беларусь.
«Осенью 2016 года в Минске прошло заседание Межправительственной польско-белорусской экономической комиссии под сопредседательством вице-премьеров Матеуша Моравецкого и Михаила Русого, а также крупный двусторонний экономический форум, в котором приняли участие более 600 человек, — вспоминает автор книги. — В форуме участвовали представители более 200 компаний из Польши, в том числе несколько крупных стратегических. Хозяева заявили, что открыты для польских инвестиций и делового сотрудничества. После форума крупные польские компании попытались изучить возможности партнерства и воплотить их в конкретные бизнес-результаты, но быстро столкнулись со стеной. Хотя Минск и посылал позитивные сигналы, на деле там опасались такого сотрудничества, и большинство контактов не принесло результатов.
Крупный производитель автобусов был заинтересован в переносе производственной линии автобусов пятого поколения на Минский автомобильный завод и совместном выпуске для рынков постсоветского пространства и Азии. Известный польский производитель бытовой техники был готов перенести свои заводы из Китая в Минск для производства холодильников и стиральных машин для рынков России и Казахстана. Производители удобрений, а также страховой, банковский и фармацевтический секторы хотели инвестировать в Беларусь. Но ничего из этого не получилось.
Когда переговоры выходили на финальную стадию, польские инвесторы обычно слышали: мы не будем вступать с вами в партнерство, потому что боимся, что ваши технологии заменят наши, и нам придется увольнять сотрудников.
Мы не продадим вам крупный банк, потому что тогда русские захотят скупить другие банки. Мы не продадим вам нашу крупнейшую страховую компанию, потому что не хотим терять контроль над рынком. Мы не будем участвовать в совместном бизнесе по производству удобрений, потому что Россия отключит нам дешевый газ, без которого производство станет нерентабельным.
Менеджеры польских компаний, особенно самых крупных, были шокированы и уехали из Беларуси, пожав плечами: «Вы нас не хотите, боитесь риска и конкуренции, поэтому мы будем искать другие рынки».
Только позже я понял, что целью белорусской экономической системы является не эффективность, прибыль или усиление конкуренции, а обеспечение социальной стабильности».
«Мясникович был полной противоположностью Лукашенко»
Отдельный раздел Войцеховский посвящает роли Михаила Мясниковича, которому во время его дипломатической миссии доверили заниматься контактами с Польшей. Автор книги отмечает, что благодаря ему удалось продвинуться, например, по вопросу Куропат.
«Мясникович был полной противоположностью Лукашенко по характеру. Хотя он и не скрывал, что является советским человеком, выросшим в партийном аппарате, у него не было таких сильных антизападных предрассудков и фобий, как у Лукашенко.
Он понимал, что западный компонент в истории Беларуси неразрывно связан с Польшей и католицизмом, и это может стать возможностью для страны. Именно он выступил с инициативой пригласить маршала Сената Станислава Карчевского в Минск. Мясникович предложил, чтобы во время визита Карчевского обе палаты белорусского парламента ратифицировали двустороннее соглашение о сотрудничестве в области образования, в чем была заинтересована Варшава».
Официальные переговоры были непростыми. Белорусы часто предъявляли Польше претензии, в том числе обвиняя ее в полонизации и окатоличивании на протяжении веков, но в целом были готовы поднимать даже самые сложные темы, включая Куропаты.
Карчевский приложил немало усилий, чтобы убедить Мясниковича во время личного разговора, что вопрос польских офицеров в Куропатах — это не просто навязчивая идея Польши, а часть культуры памяти, попытка выяснить судьбу и почтить память всех, кто погиб за страну. Кроме того, Карчевский привел очень уместный аргумент о том, что увековечение памяти Куропатского дела и сталинских репрессий в целом соответствует интересам белорусского государства, так как многие годы этот вопрос был предметом споров между Лукашенко и оппозицией. Если этот вопрос будет закрыт, то и предмет споров исчезнет».
После того разговора, вспоминает Войцеховский, Мясникович согласился заняться вопросом Куропат — вскоре по этой теме был организован круглый стол с участием главы государственной архивной службы, заместителя председателя КГБ и историков. Однако в итоге белорусская сторона заявила, что нет никаких доказательств, подтверждающих, что там могут быть захоронены польские офицеры из белорусского катынского списка. При этом не отрицалось, что в Куропатах были похоронены граждане Польши и граждане СССР польской национальности, погибшие в результате сталинских репрессий в 1937—1941 годах. Так или иначе, Войцеховский считает, что в тех условиях, в таком чувствительном вопросе, Мясникович действительно смог сделать большое дело.
«Лукашенко — теплый человек»
Автор вспоминает мем того времени, который родился после интервью Карчевского польским СМИ по возвращении из Минска. На вопрос журналиста, каким является Лукашенко, он ответил, что тот «теплый человек». Тогда это вызвало насмешки со стороны оппозиции. Оказалось, что якобы Станислав Карчевский на автомате повторил характеристику, услышанную накануне от Марианны Щеткиной.
«Перед вылетом она пригласила его на коньяк в VIP-зал, и он вежливо поинтересовался, какой человек Лукашенко. Щеткина долго думала и наконец сказала: «Он теплый человек» — и не стала дальше развивать эту тему, что вполне объяснимо, так как VIP-зал в минском аэропорту, скорее всего, прослушивался. Карчевский, видимо, запомнил эту фразу и автоматически использовал ее на следующее утро, давая интервью», — объясняет бывший дипломат.
Взгляд на 2020 год
Мартин Войцеховский пишет, что, несмотря на все предыдущие тревожные сигналы перед выборами 2020 года, Запад пытался повлиять на власти в Минске, чтобы не допустить чего-то, что неизбежно привело бы к окончательному разрушению отношений.
«Об этом тогдашний глава польского МИД Яцек Чапутович говорил по телефону со своим белорусским коллегой за три дня до выборов. И услышал заверения, что власти сделают все, чтобы не допустить обострения ситуации».
Но произошло то, пересказ чего белорусам не нужен, потому что они были свидетелями этих событий вживую — задержания кандидатов в президенты, жесткий разгон демонстраций, Окрестина, репрессии, политзаключенные.
При этом на Западе считали, что шанс на перемены в Беларуси, если и был, то 17 августа 2020 года, на следующий день после грандиозной демонстрации в воскресенье 16-го, когда на улицы вышло полмиллиона человек.
«Информация о полумиллионной демонстрации в Минске произвела впечатление на всех, — вспоминает Войцеховский. — Некоторым послам начали напрямую звонить премьеры или министры, чтобы узнать, какая ситуация на месте и каковы шансы оппозиции на победу. Послу Чехии позвонил по открытой линии тогдашний премьер Андрей Бабиш.
— Чем закончилась эта встреча на заводе? — спросил он.
— Лукашенко уехал, — ответил посол.
— Ну, тогда все, дело закрыто. Ничего из этого не выйдет. Рабочие могли его схватить и арестовать. А теперь уже поздно, — заявил Бабиш.
Это было сказано резко и совсем не дипломатично, но очень метко», — подытоживает Войцеховский.
За границей предполагали, что рабочие МЗКТ могли бы не просто освистать Лукашенко, а арестовать его как узурпатора власти и тирана. Белорусы в тот момент мыслили совершенно иначе. Не думаю, что такая мысль вообще у кого-то из рабочих появилась.
Мартин добавляет, что западные дипломаты и дальше пытались убедить власти «по всем доступным каналам, чтобы добиться компромисса с оппозицией», однако реакции не было:
«Дипломаты могли протестовать, делать заявления и в крайнем случае пытаться использовать знаки, например, возлагать цветы на место убийства первой жертвы протестов — Александра Тарайковского. Общественность воспринимала это с энтузиазмом, власти — очень негативно. Определенное расхождение в подходе к Беларуси наблюдалось и в дипломатическом корпусе в Минске», — признает Войцеховский.
Даже за такую поддержку протестующих дипломаты вскоре сами попали в немилость.
«На нескольких фотографиях из Гродно увидели, как люди во время демонстрации несут польские бело-красные флаги вместе с бело-красно-белыми. Для властей это было как красная тряпка для быка. Для них это стало главным аргументом, что Варшава имеет враждебные намерения в отношении Минска, а польское меньшинство в Беларуси нелояльно и хочет присоединиться к другой стране».
Дополнительными камнями в сторону отношений Польши и Беларуси полетел отъезд Павла Латушко в Польшу. Пропаганда подала это так, будто Латушко покинул родину в багажнике польского посла; на самом деле он просто приехал на границу в дипломатическом автомобиле, но проходил пограничный контроль обычным образом. Также раздражала фигура Степана Путило, которому в конце августа премьер-министр Матеуш Моравецкий дал интервью.
«Быстро пришло время платить по первым «счетам», — пишет Войцеховский. — В белорусском Министерстве иностранных дел нам сообщили, что посол Артур Михальский должен покинуть Беларусь для консультаций в течение двух дней в связи с участием Польши в поддержке демократических изменений в Беларуси. Кроме того, от нас требовали сократить дипломатический состав в Беларуси примерно на две трети, чтобы количество польских дипломатов в Беларуси соответствовало количеству белорусских дипломатов в Польше».
Вторым объектом мести стало польское меньшинство, которому и раньше жилось несладко. «Властям нужна была кампания ненависти и доказательства (неважно, правдивые или сфабрикованные), что поляки всегда ненавидели и продолжают ненавидеть белорусов».
Но больше всего два народа, считает Войцеховский, разделило то, что белорусские власти начали разрушать польские кладбища.
«Это стало самым жестким ответом Беларуси после 2020 года, оставило больше всего горечи. Белорусы не осознавали и до сих пор не осознают, что ничто не ранит польское общественное мнение больше, чем разрушение могил наших предков. Это был акт чистого варварства, настолько бессердечный, что трудно себе представить, чтобы такое мог придумать психически здоровый человек».
Мартин Войцеховский на месте уничтоженного захоронения партизан Армии Крайовой
«Беларусь излечила от оптимизма»
Автор честно признается, что Беларусь излечила его от оптимизма.
«Я понял, что всегда может стать хуже, и нет дна».
Это действительно подтвердилось: например, посаженным самолетом с Романом Протасевичем и миграционным кризисом на границе. Последний также пытались урегулировать переговорами, но и здесь безрезультатно.
«В конце августа 2021 года состоялась польско-белорусская встреча, посвященная ситуации на границе. Во время переговоров казалось, что есть шанс договориться и остановить кризис, однако уже через несколько дней после встречи количество мигрантов на белорусско-польской границе возросло с нескольких десятков в день до сотни и больше. Ситуация становилась драматической.
Своими действиями Беларусь продемонстрировала, что не только не желает разрешения кризиса, но и обостряет его», — пишет Войцеховский.
«Анджей Почобут сказал, что не пойдет ни на какие компромиссы»
Дипломату пришлось участвовать в освобождении активистов польского меньшинства из тюрем. Он признается, что встречу с Анжеликой Борис и Анджеем Почобутом в здании Следственного комитета не сможет забыть до конца своей жизни. В ее организации тогда поучаствовал Юрий Воскресенский.
«Анжелика выглядела очень плохо, ее состояние здоровья было критическим. Она была худой, на грани. Жутко было видеть на ее примере, что режим может сделать с людьми всего за восемь месяцев. Она заявила, что готова покинуть страну, если ее освободят. Анджей был в лучшей психологической и физической форме. Он не был очень худым, сохранил мышечную массу. Он сказал, что знает — ему вынесут суровый приговор и отправят в исправительную колонию, поэтому он должен быть сильным. Он был благодарен за то, что мы проявили к нему интерес и работали над его освобождением, но сказал, что не пойдет ни на какие компромиссы.
Я в конце концов пошел на блеф: «Анджей, через несколько месяцев в регионе может начаться война» (я имел в виду войну между Россией и Украиной, которая уже обсуждалась). «Неизвестно, как отреагирует Минск в этой ситуации. Если он присоединится к войне, нам, возможно, придется закрыть [диппредставительство], и тогда не будет возможности вам помочь. Подумайте об этом, потому что это может быть последний шанс что-то сделать по вашему делу». Он внимательно посмотрел на меня, обнял и сказал: «Мартин, я понимаю, спасибо за попытку, но я не могу этого сделать — с мыслью о солдатах Армии Крайовой, с мыслью о тех, кто погиб здесь и сидел в тюрьмах».
«После смерти Макея Минск стал еще более унылым»
По работе Войцеховский пересекался с бывшим министром иностранных дел Владимиром Макеем. Он считает, что тот страдал от того, что Беларусь после 2020 года теряла свои возможности и не развивалась так, как могла бы.
«Макей подчеркивал, что всегда был сторонником эволюционного развития, и такое развитие было бы наиболее подходящим для его страны. Макею, хотя он и не потерял свою должность после 2020-го, доставалось все больше оскорблений от Лукашенко, а предпочтение отдавалось людям, связанным с силовиками, и имеющим недвусмысленные пророссийские симпатии. По какой-то причине пик унижений пришелся на вторую половину 2022 года. Поползли слухи, что Макей не полетел на президентском самолете в составе официальной делегации, потому что Лукашенко не хотел видеть его на борту.
Ему было все сложнее достучаться до президента, его идеи не доходили до него. Возможно, отставки Макея добивались русские, а Лукашенко не отправил его в отставку только из-за своей врожденной склонности делать все наперекор. Судя по всему, до Макея дошла информация, что ему ищут замену. Наверное, это был для него болезненный удар».
Смерть Владимира Макея стала шоком для всех, пишет Войцеховский. «После его смерти Минск стал еще более унылым».
Европейский выбор Беларуси — упущенный шанс или нет?
Так к какому же ответу на главный, поставленный им самим вопрос приходит дипломат: европейский выбор Беларуси — упущенный шанс или нет? По его мнению, участие в войне, конечно, еще больше забетонировало страну.
«На сегодня, кажется, так предопределено, что Беларусь полностью перешла в зону влияния России. Ранее она пыталась балансировать, сохранить остатки автономии, но после 2020 года и особенно после 2022-го это произошло. Символическим подтверждением этого факта является информация о размещении в Беларуси российского тактического ядерного оружия. Это произошло не случайно, а благодаря последовательным действиям, предпринятым за 30 лет правления Лукашенко. Три десятилетия русификации, вдалбливания идеи, что русские и белорусы — это одно и то же, разрушение и без того слабой национальной идентичности, ослабление культуры, языка, гордости за свое происхождение сделали свое дело. Никто не спрашивал мнение нации, и, по крайней мере, сейчас она оказалась слишком слабой, чтобы этому противостоять», — рассуждает автор.
Но вместе с тем после своего знакомства с белорусами он уверен, что европейский потенциал в белорусских умах никуда не денется, ведь это в нашем ДНК и в нашей истории. И задача Запада — в этом белорусам помогать.
«Прежде всего, мы должны поддерживать тех, кто хочет перемен, как на родине, так и за рубежом. Для того чтобы они не потеряли надежду и веру в будущее. Это программа на многие годы вперед. Ситуация в регионе и мире не вызывает оптимизма. Но поляки пережили 123 года разделов и дожили до долгожданной свободы. Белорусам хочется пожелать, чтобы их путь был короче и не таким тернистым», — подытоживает Войцеховский.
Комментарии