Змитер Дяденко: Из Беларуси я уехал, но ее воздух не выдохнул

Об угрозе задержания

— Прошлой осенью вышла ваша новая книга «Гульні Цырцэі». И это был важный повод, чтобы пригласить автора на интервью. Но на тот момент вы жили в Беларуси. Недавно всё же уехали. Что стало непосредственной причиной отъезда?

— На самом деле книга вышла ещё летом и уже продавалась на «ГучнаФэсце» в Варшаве в июле. Но тогда я оставался в Беларуси, потому что считаю, что оставаться сегодня на родине — это, во-первых, форма морального сопротивления. Во-вторых, всё самое важное и значимое для нас будет происходить в Беларуси, и делать это будут люди, которые там остались.

Сам я, к сожалению, был вынужден покинуть родину после того, как задержали нескольких моих коллег и передо мной также замаячила такая опасность.

О «жизни под оккупацией»

— А как вообще вам было в Минске всё это время после протестов 2020 года? Как справлялись с работой и творчеством под постоянной угрозой заключения?

— Самое сложное в такой «жизни под оккупацией» — чувствовать, что тебя сильно не любят и каратели, и эмигранты. От одних ожидаешь ареста, от других читаешь в СМИ и соцсетях, что «уехали лучшие, а остались только продажные», что «страна перевернула страницу и хорошо живёт без нас».

В таких условиях начинаешь ещё больше ценить каждый голос в поддержку тех, кто остаётся на родине, несмотря на давление и преследования. Тех, кто понимает, что оставаться в Беларуси — это форма морального сопротивления. Кто понимает, что основные изменения в Беларуси будут делать люди, которые там остались, а эмиграция будет играть роль интеллектуального (и, возможно, финансового) донора…

Творчество в «жизни под оккупацией» может стать отдушиной. У меня, например, писались и стихи, и короткие рифмованные фельетоны на злобу дня, которые я объединяю под общим названием «Каб не ср@лі галубы». С прозой было немного сложнее, но немного писалось.

Знаю, что и у других творцов в Беларуси писалось и пишется — по крайней мере, стихи некоторых авторов я читал с интересом и удовольствием.

Павялічыць

О (не)выжженной земле

— Контактировали ли вы с друзьями, знакомыми, коллегами? Было ли какое-то окружение, в котором можно было поговорить о жизни, культурных и книжных новостях?

— До событий 2020 года круг контактов, конечно, был шире. И литературные вечера проводились активнее, и та же премия Гедройца вручалась в Минске…

Но и сейчас в Беларуси не выжженная земля. Там осталось множество замечательных умных людей, которые продолжают делать своё дело, работают на ниве культуры.

Если читать независимые белорусские СМИ, кажется, что все деятели культуры эмигрировали.

Если читать белорусский официоз, кажется, что все деятели культуры занимаются обслуживанием режима.

На самом деле в Беларуси остаётся огромное количество тех, кто упорно продолжает расширять пространство белорусской культуры. Их чаще всего не слышно и не видно ни в независимых, ни в официальных СМИ — так что в сегодняшних условиях это скорее плюс.

О книгах, изданных за границей

— Доходили ли до вас и ваших знакомых книги белорусских писателей, которые уже несколько лет живут за границей и издают свои произведения в других странах?

— Не знаю, как правильно ответить, если невозможно сказать ни «да», ни «нет»… Сформулирую так: в руках не держал, но о некоторых изданиях могу судить не только по чужим пересказам. Например, подруга фотографировала и присылала мне стихи из поэтических сборников последних лет. Не по одному-два стихотворения из каждой книги, а гораздо больше. Так что что-то доходило.

Ясно, что прозу так не перешлёшь. А вот с поэзией это работает!

О невозможности издания книги в Беларуси

— Ваша новая книга вышла в Белостоке. Попала ли она в Беларусь? И удалось ли там организовать её презентацию, раздать автографы читателям?

— Издание за границей — такая же вынужденная мера, как эмиграция. В Беларуси сложилась такая ситуация, что о некоторых вещах публично невозможно упоминать иначе, чем предписывает власть. События в моём ретродетективе происходят в начале советской эпохи и при её завершении — никакие современные события там не затрагиваются, не упоминаются. Но есть там одно упоминание бело-красно-белого флага. Абсолютно нейтральное упоминание.

Я спросил у знакомого из издательской сферы, смогу ли я опубликоваться у них, если не называю бело-красно-белый флаг фашистским. Мне сразу ответили: нет, сегодня это невозможно. Поэтому пришлось искать издателя за пределами Беларуси.

Признаюсь честно, свою книгу в печатном виде я до сих пор сам не держал в руках. В Беларусь она официальным образом не попадала, а сам я за границей всего несколько дней. Так что моё знакомство с бумажным вариантом «Гульняў Цырцэі» ещё впереди.

Могу только надеяться, что какие-нибудь неизвестные мне тайные книгоперевозчики доставили её в Беларусь и кто-то там её читает… Соответственно, ни презентаций, ни автографов.

Об оршанском детском королевстве и бунтах взрослых

— Между тем, по словам издателя «Гульняў Цырцэі» Ярослава Иванюка, ваша книга в Польше (и не только) пользуется неплохим читательским спросом. Возможно, этому способствует удачная аннотация книги. «Орша, 1920 год. Убит старый князь Друцкий, а его ценности исчезли. Их ищет молодой чекист Роман Васильчук, которому помогает бывший следователь Павел Дадерко. Тем временем вокруг вспыхивают крестьянские бунты и рабочие восстания, действуют грабители-анархисты, шпионы Пилсудского и секс-шантажисты из дома терпимости… А параллельно взрослому миру возникает детское королевство с настоящим императором. Но оно тоже оказывается втянуто в жесткое взрослое противостояние». Насколько этот сюжет соответствует историческим событиям в вашем родном городе? Или он полностью является плодом творческой фантазии?

— Надеюсь, что книга пользуется спросом не только благодаря удачной аннотации, но и своему содержанию. Мне было бы очень приятно жить с такой мыслью.

Что касается исторической основы сюжета, то я мог бы, как в сериале «Фарго», сказать: «Все эти события происходили на самом деле. Из уважения к живым мы поменяли все имена. Из уважения к погибшим все события описаны так, как они происходили на самом деле».

В 1920-х годах издавался журнал «Аршанскі маладняк», в котором печатались местные литераторы. И на страницах этого издания была опубликована статья о зарождении пионерского движения в Орше. Причем выводилось оно не от скаутов, например, а вот из этой детской империи, которую создали оршанские дети и подростки. Там буквально на одной странице описывалось это детское королевство, которое вело войны и захватывало чужие территории, имело свои деньги, рынок, армию, почту и даже свои колонии — территориальные, а не исправительные, конечно же… И вся эта сугубо «буржуазно-имперская» структура, как утверждалось в статье, была про-основой пионерской пролетарской самоорганизации.

Мне этот выверт понравился настолько, что сначала я написал эссе про оршанское детское королевство. Но эта история не отпускала, пока в итоге не воплотилась в более крупную художественную форму.

Примерно то же самое и со всем остальным: в реальности были и чекисты, и анархисты, и крестьянские восстания, и грабежи… Собрать их вместе в той или иной комбинации — это уже моя авторская воля.

О творческой кухне Короткевича

— Мистика, сказочные повороты сюжетов, инфернальный мир — ваши постоянные творческие приемы, начиная с «Гісторыі ў прыцемках», которая вышла в 2015 году. А в вашем рассказе о событиях, известных в истории как «Битва под Оршей», одержать победу над московитами нашим предкам помогают разные местные нечистики. Между тем, вы в начале литературного пути писали: «Из окон роддома заглядывал через забор во двор дома Владимира Короткевича, который стоит рядом, и пытался подсмотреть «творческую кухню» знаменитого писателя-земляка». Но в его произведениях, кажется, чертей нет… Или мы ошибаемся, а вам по-землячески открылось что-то другое в творческой кухне Короткевича?

— Как раз в «Гульнях Цырцэі» нет никакой мистики, все приземленно. Иногда, может, и слишком приземленно, как в сцене подавления крестьянского бунта.

Мистика — это переход в мир иррациональный. Туда, где мы не всё можем понять и объяснить, где чувства преобладают над разумом. А детективный сюжет как раз требует абсолютно рациональных объяснений, логических обоснований. По крайней мере, в рамках того мира, который создает автор.

Но от мистики я не отрекаюсь. Только она появляется в других произведениях, например в рассказе «Тры магілы Арыка Фергаса», который был опубликован в 2023 году в журнале «Мінкульт». Потом его зачитывали свободные «Купаловцы», а Павел Яськевич снимал по нему короткометражный фильм «Дух места».

Что касается Короткевича. Понимаю, что мне от него никуда не деться по двум причинам. Во-первых, мы родственники по оршанской земле. Во-вторых, я тоже пишу приключенческие произведения с историческим антуражем.

Однако я для себя сформулировал задачу и несколько лет назад написал эссе «Вылезьці з-пад ср@кі Караткевіча». Как первопроходец темы, Короткевич создал своеобразный канон, за который многие авторы хватаются, как за спасительную волшебную палочку. И множатся ряды бледных благородных рыцарей-шляхтичей, романтичных панночек и коварных злодеев.

Я люблю творчество Короткевича. И именно поэтому пишу иначе: моих персонажей редко можно заподозрить в романтизме.

О жизни и творчестве в эмиграции

— Чего теперь ждать читателям от любимого автора? Повлияет ли новое место жительства на темы и методы творчества?

— В электронной библиотеке «Камунікат» можно почитать произведения, которые не выходили отдельными бумажными изданиями: там сказки, короткие рассказы. Также там размещено мое подражание мотивам Янки Купалы — «К-вэрсія», жанр которой я определил как «камерная сюита».

Еще до отъезда я начал писать одно произведение, но подробностей рассказывать не хочу, боюсь сглазить.

Надеюсь, что в фейсбуке продолжат появляться и стихотворные фельетоны «Каб не ср@лі галубы», и другие короткие произведения, которые я часто проверяю на читательской аудитории.

А вот повлияет ли новая среда на творчество — посмотрим.

— Как вообще складывается ваша новая жизнь?

— Задолго до Шрёдингера древние эллины делили всё человечество на три категории — живые, мертвые и те, кто в море.

Если руководствоваться тем же принципом, белорусов можно разделить на:

• тех, кто на родине;
• тех, кто в эмиграции;
• других.

Я пока что чувствую себя в третьей категории, потому что из Беларуси уехал, но не выдохнул её воздух.

• 3
• 0
• 1
• 0
• 0
• 0
• 0
• 1