«Могли облить ведром воды, а потом ударить электрошокером». Недавние административно заключенные рассказали о нынешних условиях содержания
13.02.2025 / 18:55
«Вясна» поговорила с четырьмя беларусами, осужденными по административным делам в конце 2024-го — начале 2025 года, и расспросила их о условиях содержания для «политических» в разных городах Беларуси. Они рассказали, как заставляют приседать голым во время проверок, как делают уколы через «кормушки», как пытают холодом в камерах РУВД, про белоруса-«вагнеровца» на Окрестина и о том, какие средства пыток используют в КГБ и ГУБОПиКе.
Задержание на границе
Ольга (имя изменено в целях безопасности) попала осенью под преследование после возвращения из-за границы. После паспортного контроля в одном из белорусских пропускных пунктов, ее сняли с рейсового автобуса.
«Таких историй много: меня сняли с автобуса. Задерживал КГБ — таких историй тоже много. В первой камере ИВС нас таких было трое. На самом деле все было «лайт», никто не избивает, не заламывает руки. Просто это долго тянулось.
Когда проходишь пограничный контроль то они, видимо, пробивают по каким-то базам, так как было все понятно по выражению лица таможенницы. Она так улыбнулась, что я сразу поняла, что все плохо. Раньше меня не было в никаких списках, так как я не то чтобы спокойно, но въезжала и никогда не было никаких проверок.
Они спрашивают, что делали за границей, куда ездили, с кем общались. Они проверяют переписки.
У одной девушки нашли фразу: «Давай встретимся, я передам тебе деньги». Просто ее подруга через нее передала деньги матери. И они прицепились к ней, мол, какие деньги. То есть «финансирование из-за рубежа» для них — красная тряпка. И за любое упоминание контактов, денег, передач они начинают кричать: «Ты сядешь на 25 лет».
«Суд проходит по телефону милиционера, который сопровождает»
После задержания состоялся допрос в КГБ. По словам Ольги, сотрудники вели себя достаточно спокойно, но ее сокамерница столкнулась с пытками с их стороны:
«В целом чувствовалось, что силовики все были дико уставшие. Кагэбэшник, который девушку бил электрошокером, был точно от усталости озверевший. Потому что в целом кагэбэшники не жестили, физическую силу не применяли».
Затем в РУВД против Ольги составили протокол по ст. 19.1 КоАП (мелкое хулиганство). Женщина отмечает, что при составлении протокола, в котором обычно указано, что человек «буянил и ругался матом», милиционеры обычно не задают ни одного вопроса. В некоторых случаях людям даже не показывают протокол и говорят, что его можно не подписывать.
«Суд проходит по телефону милиционера, который сопровождает. Это уже перестало быть даже имитацией. Перед тобой ставят личный телефон милиционера со скайпом и далее —конвейер. Сначала судья читает протокол, потом свидетель читает его же».
После суда Ольгу из ИВС перевели в ЦИП на Окрестина.
«Основная проблема в том, что у некоторых взломали партизанские телеграмы»
Собеседница вспоминает, что среди сокамерниц было много тех, кого задерживали прямо на работе, поэтому некоторых девушек привозили в колготках, юбках и туфлях на каблуках. В основном, все политические были осуждены за «мелкое хулиганство». Тех, у кого за время ареста находили что-то в телефонах, перезадерживали в рамках уголовных дел.
«Когда я была на Окрестина, то задержанных можно было разделить на два больших класса: люди, которых задерживал КГБ, и люди, которых задерживал ГУБОПиК. КГБ задерживали тогда по одному большому делу, а у ГУБОПиКа такая более рутинная работа: фотографии, проверки телефонов.
То есть задержания у них более случайные, они сначала задерживают, потом что-то ищут в телефоне и обязательно находят. Основная проблема в том, что у некоторых взломали партизанские телеграмы, поэтому открылись личные переписки и контакты.
При мне в камере было стабильно 10-12 человек. Камера двухместная. До меня, девушки говорили, было максимум 16 человек. Сначала было очень холодно, а потом очень жарко. Правила там постоянно меняются. Ты никогда не знаешь что можно, ведь сегодня это нельзя, завтра еще то нельзя. На второй этаж кровати почему-то ничего нельзя вешать. Одна девушка повесила туда, пришел продольный, кричал, забрал все вещи и выбросил их».
«Заходишь в камеру, а у тебя по полу разбросаны трусы, тампоны и прокладки»
Во время ежедневных «шмонов» арестанткам нужно все вещи брать в руки, чтобы их не выкинули. Единственное, что оставалось в камере — прокладки и тампоны. Сотрудники каждый день разбрасывали их по всей камере, говорит Ольга.
«И мокрые трусы, которые сохнут на батареях, тоже надо было сбросить на пол. И вот ты заходишь в камеру, а у тебя по полу разбросаны трусы, тампоны и прокладки».
Во время ареста женщин снимали на камеру, вероятно, для системы наблюдения Kipod.
«Нас снимали несколько раз: в ИВС, в ЦИПе. Делали и видео, и фото. И наверняка для искусственного интеллекта, когда просят поворачивать голову вверх, вниз, вправо, влево. Также возле камеры записывали видео с каждой, где мы говорили, что обязуемся больше никогда и ничего… Подписывали какие-то бумаги, что мы ознакомлены с тем, что нам нельзя нарушать закон».
«Укол делали через «кормушку», даже не заходили в камеру»
«Самая большая проблема — аллергия на клопов. Их очень много. У девушек некоторых была аллергия. Рассказывали, что одной девушке было совсем плохо, у нее были огромные язвы на руках. Ей даже вызвали скорую помощь, но укол делали через «кормушку», даже не заходили в камеру».
Сокамерницы рассказывали Ольге, что некоторых на ночь до суда помещали не в ИВС, а городской отдел милиции (ГОМ).
«Те, кто через это прошел, говорят, что ночь там — самая ужасная. Там клопы, бездомные, холод собачий, а они заставлять разуваться. И они в колготках в этом дубаке всю ночь».
При этом, при приеме в ГОМ задержанный должен быть обязательно в наручниках.
«Я в одной майке спал на бетонном полу»
Осенью 2024 года в Могилеве был задержан Иван (имя изменено в целях безопасности). Поводом стали лайки, комментарии, подписки на «экстремистские» каналы.
В задержании мужчины принимали участие сотрудники ОМОНа и ГУБОПиКа. Его сразу положили лицом на землю, надели наручники, после чего один из силовиков ударил Ивана по голове ногой. Во время обыска ему буквально разгромили всю квартиру.
На допрос мужчину везли на полу буса. «Беседа» в управлении проходила жестко: мужчину избивали, угрожали уголовным делом и преследованием его семьи. Несколько часов силовики детально изучали телефон могилевчанина, но ничего по итогу не нашли.
Затем Ивана перевезли в РУВД. Против него составили протокол по ст. 19.11 КоАП (распространение экстремистских материалов). К ночи мужчину поместили в камеру, где «воды давали через раз».
«Потом меня в ИВС увезли — и началось. Сначала был шмон: раздели, поприседал. Дежурный увидел по камерам, прибежал к надзирателю и шепнул на ухо, что я якобы политический. Тогда надели наручники, повсюду в них водили.
Привели в карцер, я там был третьим. Свитер отобрали, поэтому я был в носках, трико и майке. Там одна шконка, и вот я в одной майке спал на бетонном полу».
«Снимаешь трусы и руки к стене в наручниках»
Суд проходил по скайпу в ИВС. Ивану назначили арест.
«Каждый день нас переводили из одного карцера в другой. Ночью было примерно три-четыре пробудки (или проверки, как они это называли). То есть ты должен был встать, подойти к окошку и назвать свое имя, фамилию и отчество.
Утром проходил обыск: раздеваешься до трусов, по очереди подходишь к окошку, чтобы надели наручники, берешь вещи, тогда открываются двери, выходишь и кладешь вещи на скамейку, снимаешь трусы и руки к стене в наручниках. Тогда ноги по ширине плеч и приседаешь. В это время наши вещи обыскивают.
Вы представьте, какие за неделю были носки и трусы. Ведь ни сменного белья, ни зубной щетки — ничего. Только огрызок мыла на всех и туалетная бумага по запросу. Из туалетной бумаги ребята стельки делали в носки, чтобы ноги не так мерзли.
Я за это время так «вбил» пятки, что ноги отошли только через месяц. Ведь сидеть постоянно не будешь — чтобы согреться, ходишь по камере туда-сюда весь день в носках».
Таких проверок за день было примерно по три-четыре раза в зависимости от смены, говорит Иван. Передачи для задержанных не принимали. Еду политическим привозили последним. Мужчина считает, что это делается специально, чтобы заключенные не получали теплое питание. Согреться можно только киселем в обед. Хлеб давали иногда не порезанным на куски, а целым. При этом у арестантов не было возможности его самостоятельно нарезать.
Иван вспоминает, что во всех камерах очень много клопов. Свет горит все время. По словам сокамерников Ивана, в то время в могилевском ИВС отбывали аресты и задержанные в Минске. Такая практика использовалась силовиками в 2020 году, когда из-за большого количества арестантов из Минска на всех не хватало места на Окрестина.
«В туалет меня водили босиком»
Кирилл (имя изменено в целях безопасности) отбывал арест на Окрестина в Минске в конце 2024 года. Против мужчины в РУВД составили протокол по ст. 19.1 КоАП (мелкое хулиганство).
«Якобы сам пришел в РУВД, как-то попал на второй этаж, размахивал руками, буянил, и т.д.».
Ночь до суда мужчина провел в камере управления. Милиционеры раздели Кирилла до трусов, а в камере включили вентиляцию.
«И вот с вечера и до шести утра я в одних трусах в бетонном помещении с температурой +10 — +12 всю ночь так и провел. Без обуви. До них было трудно даже достучаться. Просился в туалет, чтобы побыть в более теплом месте. В туалет меня водили босиком».
Суды над задержанными проходили на следующий день. Всех перевели в актовый зал, где за несколько часов по скайпу судья рассмотрела все дела.
«Там все сразу было решено. Мне сказали, что меня точно закроют на сутки. Всем алкашам, которые жен избивали, украли что-то или что-то подобное, давали штрафы или не несколько суток, а мне — самый максимальный срок ареста.
Все время с момента задержания меня не кормили. Мы там нашли какую-то бутылку для воды, чтобы хоть попить».
«Клопов было море»
В ЦИП мужчину перевели уже ближе к вечеру.
«У меня сразу забрали куртку, и в целом все политические были без верхней одежды. У меня был теплый свитер и футболка, поэтому мне еще повезло, а некоторых забирали в футболках или рубашках.
В первой камере у нас было достаточно спокойно: ночью нас никто не поднимал. Нас было от шести до восьми человек на четыре шконки. Крана не было, только ведерко, чтобы хоть руки помыть.
Клопов было море. Четыре человека спали на шконках, два-три — на полу, еще один — на скамейке».
Мужчина вспоминает, что к ним в камеру перевели бездомного, который испражнялся под себя.
«Мы заставили его за собой убирать камеру, чтобы не было вони. И интересно, что он оказался «путешественником». Как я понял их схему, они тех бездомных тусуют между городами по всей Беларуси: во вторник идет этап по маленькому кругу, а в четверг — по большому. И вот этого человека отправили в Могилев, там его не приняли и привезли обратно, поместили на Окрестина. Но во время переклички говорили, что собираются снова везти его в туда, хотя сам он минский».
«Когда все ложились на пол, то не всем хватало места»
В этой камере собеседника продержали лишь несколько дней. После нее Кирилла перевели в карцер — это маленькое помещение с кроватью, пристёгнутым к стене. Обычно, в местах заключения эта кровать опускается на ночь, но в ЦИПе на Окрестина — нет.
«Камера — менее 10 кв. м. нас там было максимум 13 человек, почти все политические. То есть, когда все ложились на пол, то не всем хватало места, чтобы поспать. Окошко было постоянно открыто, поэтому было довольно холодно. Через плитку на полу клопов было мало. Но на полу было невозможно долго ни сидеть, ни лежать. Потому что или почки начинали отказывать, или ноги опухали, или начинали все болеть».
По словам бывшего арестанта, перечень медикаментов на Окрестина очень мал. Мужчина вспоминает, что если задержанные не успевали взять у медсестры таблетки, то их просто забрасывали в камеру и человек должен искать ее на полу.
«Ночью нас будили каждые два часа. Иногда нас просто могли поднять и устроить перекличку и отпустить спать, а могли заставить простоять полчаса».
«В этой камере всегда стабильно должно быть 16 человек»
Сотрудники к арестантам относятся по-разному — некоторые жестче, говорит мужчина.
«Те, которые относились плохо, гасили свет ночью, и тогда клопам было раздолье, они бегали и нас кусали».
После карцера мужчина попал в камеру, где не открывали окна. В ней было две кровати на восемь человек. Там было всегда душно, поэтому «продольные», чтобы заглянуть в камеру к арестантам, сначала должны были протереть глазок от конденсата. Арестанты просили сотрудников проветрить помещение, так как у людей началось головокружение, у некоторых опухли ноги.
Следующая камера, в которую перевели Кирилла, была по площади как карцер, но «шконок» там было четыре.
«В этой камере всегда стабильно должно было быть 16 человек. Если кого-то забирали, то в тот же день к нам переводили нового. Там невозможно было развернуться».
«Они все приезжали избитыми»
Собеседник отмечает, что хлеб приносили некачественный, за половину дня на нем появлялась плесень. А те куски, что оставались — просто забирали.
«Жесткое задержание было у тех, кто оставлял комментарии о ГОБУПиКе или КГБ. Они все приезжали избитые, поднимали футболки, показывали. Их могли облить ведром воды, а потом ударить электрошокером. Говорили, что могли избить во время того, как везли на Революционную [улица, на которой расположено здание ГУБОПиКа]. Избивали их там дубинкой и электрошокером».
За все время ареста Кирилл насчитал 52 сокамерников, которые были осуждены по «политике». Примерно 10 из них попали под так называемую «карусель» — это значит, что после истечения одного срока, их перезадерживали и снова бросали на «сутки». В передачах для арестантов принимали только мыло и туалетную бумагу. Но тем, кого переадерживали, можно было передать зубную пасту и щетку.
Туалетная бумага, которую арестантам выдавали якобы из передач родственников, была одинаковая, поэтому Кирилл считает, что ту бумагу, которую принимают в передачах, сотрудники ЦИПа забирают себе, а ту, которую выдают, администрация обязана обеспечивать арестантов по «правилам внутреннего распорядка».
«Был белорус, воевавший на стороне России в «Вагнере»
Иногда в камеру подсаживают «уток», которые сотрудничают с администрацией, говорит Кирилл.
«По разговорам я понял, что там долго сидел украинец, которого тоже обрабатывала «утка». Не знаю, когда его задержали.
Также был там «вагнеровец», белорус, воевавший на стороне России в «Вагнере» [российское негосударственное вооруженное формирование, участвующее в войне против Украины]. Он весь перебитый, поломанный был. Он там ударил какого-то милиционера, а его только по административному делу задержали, не по уголовке. Он был в военной форме с шевронами России, с флагами этими».
«Однажды 12 часов не могла дождаться таблетку»
Светлана была арестована в начале 2025 года в небольшом городе Минской области (настоящее имя героини и город не озвучиваются в целях безопасности). «Сутки» женщина отбывала в местном ИВС вместе с еще несколькими «политическими».
По ее словам, в изоляторе не хватает матрасов, так как их нет даже в «не политических» камерах. Матрасы с клапами не обрабатывают паром или специальными средствами, а просто сбрасывают или в душ, или на улицу.
«Еда — жесть. Каши комками, котлеты — хлебные, но с добавкой то ли рыбы, то ли колбасы. Курить в камерах нельзя, только во время прогулки. Сигареты хранятся на складе, поэтому взять их можно только когда выходишь из камеры — раз в день».
Но в прогулке «политическим» отказывают, предлагая «дышать через окошко». Камера была рассчитана на восемь человек, но арестанток там было до 13-ти, вспоминает собеседница. Спать приходилось на полу.
«Лекарства в камере брать не дают. Говорят, что принесут, если понадобится. Но я однажды 12 часов не могла дождаться таблетку.
В душ разрешено ходить не всем, при мне некоторых выводили, но там очень грязно».
В камерах туалет не закрыт, под видеокамерами. Но арестантки закрывали его простыней. Свет в камерах горит постоянно.